Была, кстати, и настоящая лихорадка, упорная, продолжавшаяся почти месяц. Михайла оказался в числе редчайших "счастливцев", у кого случился рецидив инфекционного мононуклеоза.
Мы когда-то давно на пару переболели им после Марокко, очень тяжело. Нас долго и мучительно диагностировали, целый месяц не могли поставить диагноз. И, что странно, в этот раз произошло ровно то же самое: врачи гоняли его от одного к другому, светили рентгеном и вертели на УЗИ, назначили антибиотик за каким-то дьяволом. А примерно догадался, в чем дело, наш гениальный доктор-невролог. Еще когда изначальная ОРВИ, разбудившая, похоже, вирус Эпштейн-Барра, пошла на второй круг, доктор сказал: это какой-то вирус. Но какой, он знать, конечно, не могу. А вот я могла бы, но вспомнила о нем только недели через три, и фактически сама настояла на анализе. А мне говорили, что рецидива быть не может, и упирались. А потом ПЦР показал Эпштейн-Барр. Не понимаю, почему всегда такие проблемы с его диагностикой. И клиника-то, вроде, хорошая.
В преддверии олимпиад по биологии (февраль - самый олимпиадный месяц) Мишка злой и уставший. Периодически читаю какие-то статьи, что олимпиадники незаслуженно имеют льготы перед егэшниками с высокими баллами. Идиоты. Явно не знают люди, какой колоссальный уровень знаний и нестандартный образ мышления нужен для того, чтобы хорошо писать эти олимпиады. Про все не могу сказать, конечно, но по биологии-то точно. Баллы за ЕГЭ - это доказательство умения учиться в школе, если они честные, конечно. Призерство на олимпиаде - это показатель научного мышления и готовности с первого курса выступать уже в роли ученого, пусть начинающего. Но пока сам не столкнешься, этого не поймешь.
А у меня случился конференционный приступ: как-то разом пришло много calls for papers с дедлайнами вот-вот - и я кинулась писать тезисы. Время разбрасывать камни. И уже много подтверждений участия пришло, так что скоро наступит время их собирать. И вот тут мое интровертное нутро начинает корчиться: пугает даже образ меня, выступающей на конференции в Стамбуле или Риме. К Москве-то я привыкла, а вот это вот где-то там... Ужас. Ну и куда мне, спрашивается, в научный свет при такой интровертной трусости? Другое дело - сидеть в научной изоляции перед компом. Ну или перед фотографиями "моей" мумии. Я почти закончила графическую реконструкцию - и сама удивляюсь. Когда копошилась там, в гробнице, собирая по крупицам красочный слой, думала, что никогда не пойму, что откуда отвалилось и частью чего было. Но, видимо, история искусства - действительно мое-мое, потому что из обломков и крошек через какое-то время начала-таки проступать былая реальность. И я не сочиняю ничего! Каждый восстановленный элемент доказан и научно обоснован. Где не понимаю, что было, или не могу доказать - оставляю белые пятна. Наша руководитель миссии сказала, что заберет мой текст с реконструкцией в очередной том отчетов об экспедиции. Спасибо, что под моим именем. Я бы предпочла, чтобы картонаж оставили мне на откуп: он их все равно не интересовал, когда я там ковырялась. А когда тема обрела "публикуемость", сразу заинтересовал. И теперь из-за клятого 4го тома мне не дают разрешение подать заявку на ватиканскую конференцию по египетским саркофагам. Но посмотрим еще.
